СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВА,ВНУКА ОЛЕГА (Перевод Владимира Буйначева)

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВА,ВНУКА ОЛЕГА (Перевод Владимира Буйначева) Не достойно ли нас будет, братья,
Начать мне старому сказания
Трудных повестей похода Игоря,
Игоря Святославича!

Начаться же сейчас той песне следует
По пониманию сегодняшнего времени,
А не по замыслам и вымыслам Бояна.

Боян - он мудрый был.
Уж если песнь кому творить захочет,
То мыслью растекается по древу,
Вдаль по земле стремится серым волком,
Под облака орлом взлетает сизым.
Все потому, что помню, говорил,
Времен тех первых давние обычаи.


Тогда пускали десять воинов на песнотворцев,
Как десять соколов на стадо лебединое.
И вот, которого доставят первым,
Тот впереди других и песнь слагает:
Старому Ярославу, храброму Мстиславу,
Тому, который пред косожскими полками
Зарезал князя их Редедю.
Или красивому Роману Святославичу.

Боян же, братья, он не десять соколов
На стадо лебединое пускал,
Но вещие персты свои
Он возлагал на трепетные струны,
А те князьям уж сами славу рокотали.

Почнем же, братья, повесть эту
От старого Владимира до нынешнего Игоря,
Который крепостью своею подавил рассудок
И сердце мужеством свое ожесточил,
Наполнился воинственного духа
И храбрые свои полки навел
На землю Половецкую.
За землю Русскую.

Тогда на солнце светлое взглянул князь Игорь
И от него увидел тьмою
Воинов своих прикрытых.
И говорит к дружине обращаясь Игорь:
Братья и дружина!
Ведь лучше же побиту быть,
Чем оказаться пленным, полоненным.
А сядем, братья, на коней своих ретивых
Да Дону синего посмотрим.

Видимо, спалило тогда князю
Страстное желание рассудок.
Жаль знамение его предупреждало,
Чтоб не искушал великого он Дону,
Потому что, говорит, хочу
Преломить копье, конца достигнув
Поля половецкого и с вами, русичи,
Хочу главу свою сложить,
А и шлемом Дону зачерпнуть мне любо.


О Боян - соловей старого времени!
Как бы ты подобные воспел походы,
Соловьем скача по мысленному древу,
Ввысь под облака умом летая,
Противоположные объединяя
Нынешнего времени сужденья.
Путь свой направляя по тропе Трояна,
Что ведет через поля на горы.

Только песню Игорю уже
Петь пришлось того Бояна внуку:
"Не беря соколов занесла через поля широкие;
Галочьи стада бегут к Дону великому".
Так ли, вещий ты Боян, Велесов внук,
Певал бывало:
"Кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве,
Трубы трубят в Новгороде, стоят стяги в Путивле".

Игорь ждет милого брата Всеволода.
И говорит ему Буй Тур Всеволод:
Один брат, один свет светлый ты, Игорь,
Оба мы с тобою Святославичи,
Седлай, брат, своих борзых коней,
А мои для тебя готовы,
У Курска уже впереди.
А мои тебе куряне - известно, воины;
Под трубами рождены,
Под шлемами взлелеяны,
Рядом с копьем вскормлены.
Пути им ведомы,
Яруги им знаемы,
Луки у них натянуты,
Колчаны отворены,
Сабли изострены.
Сами скачут, как серые волки в поле,
Ища себе чести, а князю славы.

Тогда вступил князь Игорь в золотое стремя
И поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою заступает путь,
Грозою стонущая ночь свист птичий затушила,
Зверей же подняла и в стаи сбила.
Див кличет вверху дерева, незнаемые земли:
Поволжье и Поморье, и Посулье, И Сурож,
и Корсунь - велит послушать.
Да и тебя, болван Тьмутораканский,
Если идешь походом против.


А половцы, дорог не разбирая,
К великому вдруг побежали Дону;
Скрипят телеги их в полуночи, как будто
Лебеди распущенные раскричались.

И Игорь к Дону воинов ведет,
Ибо туда уже его ведут и направляют беды,
Подобьем птиц кружась над войском.
Грозу вструбили волки по яругам,
Орлы зверей на кости клекотом зовут,
На красные щиты лисицы брешут.

О Русская земля! Уж ты обречена!

Долго ночь меркнет, заря алая запылала,
Мгла поля покрыла, говор галочий затих,
Пенье соловьев настало.
Русичи великие поля
Щитами изукрашенными перегородили,
Еще надеясь честь себе найти,
А князю славу.

А в пятницу, с утра пораньше,
Потоптав кочующие половецкие полки
И стрелами рассыпавшись по полю
Помчали русичи красавиц половецких,
А с ними золото, шелка и драгоценный бархат.
По грязным и болотистым местам
Мосты мостить и переправы стали
Накидками и покрывалами, и кожухами,
И всяким украшением узорным половецким.
Красив стяг, белая хоругвь -
Красивый хвост на жерди серебристой:
Храброму Святославичу!


Дремлет в поле храброе Олегово гнездо -
Далече залетело.
Не было оно на обиду рождено
Ни соколу, ни кречету,
Ни тебе, черный ворон -
Поганый половчанин.
Гзак бежит серым волком,
Кончак ему след правит
К Дону великому.

А утром рано следующего дня
Кровавые свет зори предвещают;
А с моря тучи черные идут -
Хотят прикрыть четыре солнца.
И молнии в них синие трепещут.
Быть грому великому,
Идти дождю стрелами
С Дону великого!


Сейчас тут копьям преломиться,
Сейчас тут саблям притупиться
О шлемы половецкие, на реке на Каяле,
У Дона великого.

О Русская земля!
Уже не непреступна ты!

Это ветры - Стрибожьи внуки
Веют стрелами с моря
На храбрые полки Игоревы!
Земля гудит, реки мутно текут,
Пыль поля прикрывает,

Дороги говорят:
Половцы идут от Дона и от моря,
И от всех сторон.
Русские полки, отступив, сплотились.
Дети бесовы кликом поля перегородили,
А русичи же красными щитами оградились.

Светлый витязь, богатырь Всеволод!
Стоишь обороняясь ты,
Дождями стрел врагов ты поливаешь,
Гремишь о шлемы их булатными мечами.

Куда ты ни поскачешь, богатырь,
Своим златым посвечивая шлемом,
Лежат там головы поганых половчан,
Поколоты там саблями калеными
Оварские их шлемы от тебя,
Могучий и неукротимый Всеволод!

Не рано ль, братья, выпала ему дорога,
Забыть и жизнь в чести,
И отчий золотой Чернигова престол,
И милой своей Глебовны, жены красавицы
Привычки и обычаи?

Были века Трояна,
Минули лета Ярослава,
Были ничтожные годы Олеговы,
Олега Святославича.

Ибо тот Олег
Мечом крамолу ковал
И стрелы по земле сеял.
Вступает в золотое стремя
Он в городе своем Тьмуторакани,
А звон тот Ярослава сын
Великий давний Всеволод уж слышит.
А князь Владимир, что ни утро уши
В Чернигове своем был должен затыкать.
Борис же Вячеславич за слова свои,
Которыми обидел он Олега,
На суд был приведен
И на ковре зеленом канином распластан -
Так с молодым и храбрым князем стало.

С Каялы той же Святополк
Отца между венгерских иноходцев повелел
К Святой Софии, к Киеву везти.

Тогда, при Гориславиче Олеге
И сеялось усобицами, и растилось,
И погибала жизнь Даждь-Бога внуков.
Век человеческий
В крамолах княжьих
Сокращался.

Тогда по русским землям
Редко хлебопашец гикал,
Но часто вороны кричали,
Деля между собою трупы.
А галки говорили свою речь,
Желая полететь на общее обжорство.

То было в те сражения и в те походы,
Но сечи более кровопролитной и жестокой
Не видано, не слыхано еще.

С раннего утра до вечера
И с вечера до света
Летят стрелы каленые,
Гремят сабли о шлемы,
Трещат копья булатные
В поле незнаемом,
Среди земли Половецкой.
Черная земля под копыта
Костьми была посеяна,
А кровью полита,
Взойдя по русским землям
Безутешным горем.

Что мне шумит, что мне звенит
Давеча рано перед зорями?
Игорь полки заворачивает,
Ибо жаль ему мила брата Всеволода!
Бились день, бились другой;
Третьего дня к полудню пали знамена Игоря.

Сейчас тут братья разлучились
На берегу Каялы быстрой.
Кровавого вина тут не хватило,
Тут пир закончили храбрые русичи:
Сватов попоили, а сами полегли
За землю Русскую.

Никнет трава от жалости,
А дерево от горя до земли склонилось.
Уже то, братья, не веселая пришла година,
Уже уменьшила она лесного края силу.
Уже сильнее стали обижать Даждь-Бога внуков.
Вступила девою обида на Трояна землю,
Всплеснула лебедиными крылами;
На синем море, плещучи у Дона,
Зажиточное время прогнала.
Князей же обособленность на пользу
Поганым половцам, на выгоду и на подмогу,

Ибо брат брату уже начал говорить;
"И то мое, и это мое тоже".
Про малое: "Это великое",
Уж стали говорить князья
И сами на себя ковать крамолу.
А половцы поганые на Русь
Со всех сторон с победами приходят.

О! Далеко зашел, ты сокол,
Птиц сбивая к морю:
А Игорева войска храброго
Уже не славить.
За ним кликнули Карна и Жля,
Поскакали по Русской земле,
В пламенный рог пепел и смрад собирая.

Жены русские расплакались, причитая:
Уже нам милых лад своих
Ни мыслью смыслить и ни думою сдумать,
Ни ясными очами поглядеть.
А золотом и серебром потешиться;
И мало не придется.

Ибо уж Киев, братья, застонал от горя,
Ну а Чернигов от лихой напасти.
Тоска по русским землям разлилась,
Печаль обильная течет
Среди земли необозримой Русской.

Князья же сами на себя куют крамолу.
А половцы победами своими
Себя на землю Русскую наводят сами,
Имея дань по горностаю от двора.

И это потому, что храбрые два Святославича
Князь Игорь и князь Всеволод уже
Подняли ложь, которую - то было -
Отец их усыпил, князь Святослав
Великий грозный Киевский. Грозою был,
Своими сильными полками, булатными мечами
Трепетать заставил он землю Половецкую.
Вступив в нее, он притоптал яруги и холмы,
Взмутил озера, реки, иссушил потоки и болота,
А Кобяка поганого из лукоморья,
От многочисленных полков железных половецких,
Как вихрем, вырвал. И тогда Кобяк
Пал в гриднице у Святослава, в Киеве великом.

Тут немцы и венецианцы, тут греки и морава
Поют славу Святославу, кают князя Игоря.
За то, что благоденствие он погрузил
На дно реки Каялы половецкой,
Немало русского там золота насыпав.
Тут Игорь князь из золотого пересел седла
В невольника позорное седло.
Унылы стали стены городов,
А радость и веселие поникли.


А Святослав сон видит смутный, непонятный:
Той ночью, с вечера, на Киевских горах
Одели-де, рассказывает он,
Меня на тисовой кровати покрывалом черным.
С осадком смешанного
Синего вина мне зачерпнули;
На лоно стали сыпать мне усердно
Кочевников иноязычных жрицы,
Меня лаская, нежа, крупный жемчуг.
А доски в златоверхом тереме моем
Уже без балки-скрепы оказались.

И с вечера, всю ночь вороны серые
Кричали, каркали у Плесньска в луговине,
Железными оковами звенели
И к морю синему, крича и плача уносились.

На это говорят бояре князю:
Уже рассудок полонен, подавлен, княже.
Это два сокола с отцовского престола золотого
Слетели, чтобы города Тьмутораканя поискать.
Им любо стало шлемом Дону зачерпнуть.
Уж соколам - тем крылья
Саблями поганых подрубили,
А их самих в железные уж опустили клетки.


Все так, все правильно,
Ибо на третий день темно вдруг стало:
Два солнца светлые померкли,
Столпы багряные погасли оба...
И с ними месяц молодой - князь юный.


А княжичи Олег и Святослав тотчас
Во тьме кромешной оказались.


На реке на Каяле
Тьма свет покрыла,
По русским землям
Половцы простерлись,
Подобно выводку гепардов,
Бесчинству волю дав,
К великой радости и буйству
Стран Хиновских.

Уже взамен хвалы пришла хула,
Уж принуждение ударило по воле,
Уже в отчаянье див сверзился на землю.


И вот уж готов девы красные запели
На моря синего раздольном берегу.
Позванивая русским золотом, поют
И прославляют время Бусово они,
За Шарукана радуются мести.

А мы, друзья, уже веселья жаждем.


Тогда Великий Святослав
Сказал, как будто изронил,
Златое слово, смешанное со слезами:
О сыновья мои, князь Игорь и князь Всеволод!

Вы рано стали в половецких землях
Сверкать мечами и за славой гнаться.
Но ведь не честною была ваша победа.
Ибо не честно, не в бою
Вы кровь поганую пролили.

Отважные, но из жестокого булата
Сердца сковали ваши,
А в лютости их закалили.
Не то серебряной моей
Вы сотворили седине!

А я уже не вижу власти
Богатого и сильного,
Со многими войсками
Родного брата моего
Черниговского Ярослава.
С боярами Чернигова,
С Могутами, Татранамм, Шелъбирами,
С Ревугами, Ольберами и Топчаками.
Те без щитов, с одними засапожными ножами
Полки врагов способны кликом победить,
Звеня прадедовскою славой.

Но вот ведь, говорят: "Сейчас мужи мы сами,
Похитим славу ту, что впереди,
А прошлую между собой поделим".

А разве, братья, удивительно сейчас,
Чтоб старому помолодеть?
Уж коли сокол в линьках побывает,
То высоко он птиц взбивает -
Не даст гнезда он своего в обиду.
Да только вот беда - князья мне не подмога;.
На убыль время обратилось.

Это у Римова кричат под саблями поганых,
А Владимир князь под ранами,
Тяжело и горько сыну Глебову.

Великий князь Всеволод!
Ты не помыслил издалека прилететь,
Чтоб отчий золотой престол уважить?
Ведь ты же можешь Волгу
Веслами своими раскропить,
А Дон великий шлемами бесчисленными вылить.
А если бы ты был, то уж наверно
Невольница была бы по ногате,
Невольник же всего лишь по резане.
Ведь ты же можешь посуху стрелять
Живыми шереширами - сынами удалыми Глеба.


А ты, отважный Рюрик и Давыд,
Не ваши разве это позолоченные шлемы
По крови плавают?
Не ваши разве это храбрые дружины,
Как туры рыкают,
Пораненные саблями калеными,
В чужом и неизвестном поле?
Вступите в золотое стремя, господа!
За нынешнего времени обиду,
За землю Русскую, за раны Игоря,
Неудержимого Святославича!


Галицкий Осмомысл Ярослав,
Высоко сидишь на златокованном своем престоле.
Подпер Венгерские железными полками горы,
Путь королевский заступив,
Ты затворил в Дунай ворота,
Взметнул могущество свое ты выше облаков,
Установил свои порядки до Дуная.
По землям твои грозы растеклись,
Ты отворяешь Киеву ворота,
Стреляешь с отчего престола золотого
За землями султанов.
Стреляй же, господин, и Кончака,
Раба презренного.
За землю Русскую, за раны Игоря,
Своенравного Святославича.


А вы, Роман отважный и Мстислав!

Мысль храбрая ведет вас на разумные дела.
Высоко в ярости парите, затевая дело,
Как сокол, распростершись на ветрах,
Когда он хочет птицу в буйстве одолеть.
А суть вся в том, что шлемы римские
С забралами железными у вас.
Их, вздрогнув, испугались и земли многие, и страны:
Хинова и Литва, Ятвязи, Деремела.
И половцы свои повергли копья,
А головы свои покорно преклонили
Под те мечи булатные, стальные.
Но уж для князя Игоря померкнул солнца свет,
А дерево не по добру листву сронило:
По Роси города и по Суле - поделены,

А Игорева храброго похода уже не славить.

Дон тебя, князь, уже кличет
И зовет князей на победу.
Ольговичи храбрые князья
Оказались первыми на бой готовы.


Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича -
Не худого гнезда соколята!
Не по жребию разве побед
Власть свою получить вы хотите?
Каковы ваши польские копья,
Щиты, золоченые шлемы!
Загородите полю ворота
Своими острыми стрелами!
За землю Русскую, за раны Игоря,
Неудержимого Святославича.


Ибо Сула уже к Переяславлю городу
Серебряной струею не течет,
Да и Двина уже течет болотом
Тем самым грозным полочанам
Под кликами кочевников поганых.

Один же Изяслав Васильков сын
Своими острыми мечами
О шлемы воинов литовских позвонил,
Чуть-чуть прибавил, прирубил
Он славы деду своему Всеславу.
А сам под красными щитами,
На траве кровавой
Порублен был литовскими мечами.

И пожелав на той траве кровавой
Смерть принять, сказал:
"Дружину твою, князь,
Птиц крылья приодели,
А звери полизали кровь".
Не было тут брата Брячислава,
Ни другого Всеволода тоже.
Один он изронил жемчужну душу
Из тела храброго сквозь ожерелье золотое.
Унылое повсюду голошенье,
Веселие поникло
И трубы Городенские трубят.

Все Ярослава и Всеслава внуки,
Понизить надо вам свои знамена,
Вонзить мечи зазубренные в ножны,
Ибо из дедовской уже вы выскочили славы,
Крамолами своими потому что
Вы начали поганых наводить
На землю Русскую,
На жизни достояние Всеслава.

Ибо которое уже насилие по счету
От половцев и от земли их Половецкой!

На седьмом веке Трояна
Метнул свой жребий князь Всеслав,
Как будто для любви себе девицу выбрал.


Такими уж он хитростями о коней оперся,
Что выскочил ко граду Киеву тогда
И без оружия, стружьем - оружием восставших
Достиг престола Киевского золотого.

А после ускакал от них он лютым зверем,
Из Белгорода, в полночь, синей мглой прикрывшись.
А поутру стрикусы вознеся,
Ворота Новгороду отворил -
Расшиб тем славу Ярославу.

И снова волком ускакал
С Дудуток до Немиги.
И вот уже, словно снопы,
На той Немиге головы кладут,
Молотят их булатными цепами,
Жизнь стелят на току
И душу прочь от тела веют.

Кровавые Немиги берега
Засеяны не благом, не добром -
Русских сынов засеяны они костями.

Всеслав князь для людей
Суд праведный вершил
И городами наделял князей,
А сам он, словно волк, в полночи рыскал.
Из Киева порой до стен Тьмуторакани,
Великому светилу путь пересекая волком.

Бывало, в Полоцке зовут к заутренней его
Звоня в колокола Святой Софии,
А он уж в Киеве тот слышит звон.

А и вещая душа в ином бывает теле,
Да только вот от бед страдает часто.
Боян об этом вещий первым
Глубокомысленную сочинил припевку:
"Ни хитрому, ни умелому,
Ни птице петуху смелому
Суда Божьего не миновать".

О! Стонать Русской земле,
Первую годину вспоминая,

И князей тех первых вспоминая.
Старого Владимира того
Невозможно было пригвоздить
К Киевским горам, а потому и стало:
Рюриков наш путь - друзья же от Давида;
Рога нося, бодаемся носами.

Единство и могущество же на Дунае,
Где копий стройный ряд,
Поющих словно струны.

Ярославны голос слышен,
Незнакомою кукушкой поутру кукует:
Полечу ли, - говорит, - кукушкой по Дунаю,
Вышитый рукав свой омочу в реке Каяле,
Утру князю окровавленные раны
На его израненном жестоко теле.

Ярославна рано плачет на стене в Путивле,
Причитая: ветер, о ветрило!
Почему ты, господин, насильно веешь?
Почему хиновские ты собираешь стрелки
И несешь на легких своих крыльях
Против воинов моего мужа?
Мало ли тебе было вершин,
Где можешь ты под облаками веять,
Лелея корабли на синем море?
Почему мое веселье, господин,
По ковылю развеял?


Ярославна рано плачет городу Путивлю,

На стене его высокой, причитая:
О Славутич Днепр!
Сквозь каменные горы пробился ты,
Пo землям половецким протекая.
Насады Святослава на себе
До войска Кобякова ты лелеял.
Ко we взлелей моего ладу, господин,
Я бы тогда не слала, к нему слез на море рано.

Ярослаеда рано плачет, обратясь к Путивлю,

На стене его высокой причитая:
Светлое и трижды светлое, ты солнце!

От тебя тепло всем и прекрасно,
Но почему ты, господин, простер
Горячие свои лучи на воинов моего мужа?
В безводном поле жаждою им луки иссушил,

И словно тяжестью сдавил колчаны.
Брызгами взметнулось море в полночь,
Изморось идет от моря мглами -
Бог на землю Русскую из Половецкой
Князю Игорю указывает путь,
К отчему престолу золотому.

Вечер и погасли уже зори.
Игорь притворился спящим, но не спит,
Игорь мыслью поля мерит
От великого Дона до малого Донца.
Топот, ржание коня в полночи,
Свистнул за рекой Овлур, знак подавая -
Князю разуметь велит. Да только
Князю Игорю в ответ нельзя кликнуть,
Ни травою пошуметь, ни в землю стукнуть -
Половецкие шатры пришли в движенье.

Горностаем поскакал князь Игорь к тростнику,
Белым гоголем на воду опустился,
На ретивого коня стремглав взметнулся,
Соскочил с него на землю серым волком
И к лугам Донца потек зеленым.
Соколом под облаками полетел, сбивая
Лебедей, гусей на завтрак, на обед и ужин.
Коли Игорь соколом летел,
То Овлур бежал по полю серым волком,
Стряхивая с трав студеную росу собою,
Потому что кони их уже перетрудились.

Говорит река Донец: князь Игорь!
Для тебя величия не мало
И земле Русской веселия не мало,
Кончаку ж нелюбия и злобы.
Игорь говорит Донцу: о Донче!
И тебе величия не мало,
На волнах лелеявшему князя,
На своих серебряных брегах
Стлавшему ему траву ковром зеленым,
Мглою теплой одевавшему его

Под зеленой сению деревьев.
Пугливым гоголем ты на воде его стерег,
На струях чаицами, на ветрах чернядью.

Такая ли, - он говорит,- река Стугна?
Худу струю имея, ручьи чужие пожрала
И оттого в кустах застряли струги.
Так юноша князь Ростислав был затворен,
Из темных берегов ее к Днепру не вышел.
Мать Ростислава плачет безутешно
По юноше князю Ростиславу.

Уныли цветы от жалости
И дерево к земле тяжелым горем приклонило.
А не сороки то застрекотали -
По следу Игоря Гзак ездит с Кончаком.

Когда же Игорь шел - не каркали вороны,
Замолкли галки и сороки не трещали
И только ползающие ползли бесшумно.
Указывали тектом дятлы путь к реке,
И пением веселым соловьи
Свет предвещали.

Гзак молвит Кончаку: "Уж если сокол
К гнезду летит, то расстреляем
Соколика мы золотыми стрелами своими".
Кончак же отвечает Гзаку: "Если сокол
К гнезду летит, то красною девицей
Соколика опутаем сейчас мы".
Сказал тогда Гзак Кончаку: "Уж если
Опутаем его мы красною девицей,
То ни соколика у нас не будет, ни девицы.
И вот тогда нас птицы бить начнут
В широком поле половецком".

Говорил Боян и подражая Святославу,
Песнотворцу времени старого Ярослава,
Олега Коганя любимцу:
"Тяжко тебе голова без плеч,
Горе тебе тело без головы". -
Ну а Русской земле без Игоря.

Солнце на небе светится,
Игорь князь в Русской земле.
Девицы поют на Дунае.
Вьются голоса через море до Киева.
Игорь едет по Боричеву
К Святой Богородице Пирогощей.
Страны рады, грады веселы,
Певши песнь старым князьям,
Почему б и молодым не спеть.
Слава Игорю Святославичу,
Богатырю князю Всеволоду,
Владимиру Игоревичу.
Здравица князьям и дружине,
Поборовшимся за христиан
С полками поганых.

Князьям слава, а дружине Аминь.

Ресурс: Виртуальная школа БАКАЙ
Статья: СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВА,ВНУКА ОЛЕГА (Перевод Владимира Буйначева)
Опубликовано:
Автор:
Читателей:3106

Оценка статьи:
ОтвратительноУжасноПлохоСреднеХорошоПохвальноОтличноПревосходноПрекрасноВеликолепно!
[Голосов: 23]



 
Словарь компьютерных терминов Шаг (step)
Шаг (step)
ШАГ графопостроителя (plotter step size). Величина инкремента на графопостроителе. ШАГ дорожек (track pitch). Расстояние между соответствующими позициями соседних дорожек на перфоленте или
Линия времени 626-605 до н.э.
626-605 до н.э.
Раздел Ассирии между Вавилонией и Мидией. Последняя столица Ассирии - Ниневия - разрушена в 612 до н.э. войсками вавилонского (халдейского) царя Набопаласара и мидийского царя Киаксара. Города стерты
Химическая энциклопедия 1809
1809
Г. Дэви получил фтороводород [HF - бесцветный газ с удушливым запахом, хорошо растворим в воде с образованием фтороводородной (плавиковой) кислоты].
Это интересно! ПРЯМАЯ ТРАНСЛЯЦИЯ
ПРЯМАЯ
В 1926 г. шотландский изобретатель Джон Лоджи Бэйрд (1888-1946) получил первое телевизионное изображение человеческого лица. Аппарат Бэйрда состоял из пустой коробки, жестянки из-под кекса, вязальных
История вычислительной техники 1960 разработан язык программирования ALGOL
1960
Команда во главе с Джоном Бэкусом разрабатывает язык программирования ALGOL, на многие годы ставший базовым для научных расчетов. Дж. Маккарти разрабатывает язык программирования LISP. Двое
Биологический справочник Открытие Моргана
Открытие
Т. Морган установил некоторые исключения из третьего закона Менделя. Он выяснил, что иногда два или несколько признаков не дают в потомстве независимого